— Нечего и гадать. Они считают, что я слишком ловок для полицейского.
Перед весьма непривлекательным входом в «Ла Карачу» был маленький тупичок. Такой узкий, что по нему даже не мог проехать автомобиль. Потрескавшаяся штукатурка у входа и крошечное крылечко с шелушащейся краской создавали неверное представление о том, что ждало вас дальше. Войдя в заведение, вы попадали в бар. Он был чистым и хорошо освещенным. Стены бара были отделаны отполированными сосновыми досками, на которых было множество сучков. В зале стояло с полдюжины столиков, у каждого из которых было по четыре кресла. Это были именно кресла, а не привычные металлические или пластиковые стулья. Вдоль полукруглой стойки бара располагались привинченные к полу высокие табуретки. За стойкой возвышался сам хозяин. Взглянув на него, вы забывали обо всем остальном.
Джордж был громадным. Очень высоким и очень широкоплечим. Весил он, вероятно, не меньше ста тридцати килограммов. На нем было великолепное мексиканское сомбреро. Можно предположить, что между головным убором Джорджа и названием заведения, в котором было что-то латиноамериканское, была какая-то связь. На хозяине заведения также были белая рубашка, черный галстук в виде шнурка, черный жилет и черные кожаные брюки. Для полноты картины ему явно не хватало кобуры с кольтом. Глаза у этого великана были черные, брови тоже черные и мохнатые. Такими же черными были и усы. Густые, роскошные,
свисавшие ниже линии рта. Над крупными чертами его лица явно поработал каменотес, трудившийся с энтузиазмом, но без особого таланта. Казалось, Джордж сошел с одного из портретов, которые обильно украшали стены американских салунов девятнадцатого века.
— Так это Джордж? — Ван Эффен не стал отвечать на риторический вопрос. — Мне кажется, что когда он выбрасывает сразу двоих посетителей, то делает это одной рукой.
Хозяин заметил вошедших. Он вышел из-за стойки бара. На лице его сияла радушная улыбка, открывавшая ровные белые зубы. Чем ближе подходил Джордж, тем крупнее он казался. Еще не дойдя до гостей, мужчина начал поднимать руку.
— Добро пожаловать, Питер, добро пожаловать! И полковник де Грааф! Большая честь для меня! — Джордж сжал руку полковника с таким энтузиазмом, словно тот был его братом-близнецом, которого он не видел долгие годы.
Де Грааф тоже улыбнулся.
— Значит, вы меня знаете?
— Если в нашем городе и есть человек, который может не узнать комиссара полиции, то он либо слепой, либо никогда не читает ни газет, ни журналов. Питер, с этой минуты мне можно не волноваться за мою репутацию, — Он посмотрел на де Граафа и сказал уже тише: — При условии, конечно, что это неофициальный визит.
— Совершенно неофициальный, — подтвердил де Грааф. — Считайте меня гостем лейтенанта.
— Буду рад отметить это знаменательное событие, — сказал Джордж. — Что желаете: джин, виски, вино, пиво? В «Ла Караче» отличный винный погреб. Лучшего нет во всем Амстердаме. Но я бы рекомендовал вам «бессенженевер», джентльмены. Он только начал покрываться корочкой льда, — Джордж облизал губы. — Бесподобно!
Так оно и оказалось. Хозяин принес гостям громадные порции этого замечательного клюквенно-красного джина. Несколько минут хозяин побыл с ними, охотно беседуя на разные темы, но разговор неизбежно возвращался к бреши в дамбе, которая воскресила некогда существовавшее и давно забытое озеро Харлем.
— Не нужно искать этих злоумышленников среди профессиональных преступников Голландии, — решительно заявил Джордж. — Я употребил слово «профессиональные», потому что жалких любителей вроде кракеров нужно исключить. Эти горячие головы способны на любые зверства, независимо от того, сколько невинных людей при этом пострадает. Это совершенно аморальные лунатики, безмозглые идиоты, которые любят сам процесс разрушения. Но они не голландцы, хотя, возможно, родились в этой стране. Просто кракеры принадлежат к гнилой субкультуре, которая есть во многих странах.
— Но я не думаю, что они ответственны за затопление Схипхола. Однако, как бы мы ни осуждали террористов, вы должны признать, что в их действиях чувствуется интеллект, ясная голова. А человек с интеллектом не станет связываться со слабоумными, из которых состоит банда кракеров, хотя нельзя утверждать, что кракеров не могли нанять на какие-нибудь второстепенные роли, при условии, что они ничего не будут знать и не смогут навредить. Но ни один голландец, каким бы преступником он ни был, не мог совершить подобное преступление. Каждый голландец рождается с сознание того, что наши дамбы неприкосновенны. Можно сказать, что это вопрос веры. Я сам не страдаю, как это? да, ксенофобией, но идея этого преступления могла родиться только у иностранцев, иностранцы же ее осуществили. И это только начало. Будут и другие злодеяния. Вот увидите.
— Долго ждать нам не придется, — сказал де Грааф... — Они собираются пробить морскую плотину в Текселе сегодня в четыре тридцать.
Джордж кивнул, словно эта новость его не удивила.
— Скоро, очень скоро. А потом следующая дамба, за ней еще и еще. Когда поступят требования, а они должны поступить потому что за этим не может быть ничего, кроме шантажа, то эти требования будут ужасными. — Он взглянул в сторону бара, где группа мужчин нетерпеливо Сигналила ему, словно они умирали от жажды. — Извините меня, джентльмены.
— Необыкновенный парень, — заметил де Грааф. — Из него получился бы блестящий политик. Его даже не стали бы обвинять в том, что он не всегда может подыскать нужное слово. Очень странная личность для преступника, связанного с насилием. Этот человек умен и явно хорошо образован. С другой стороны, есть ряд печально знаменитых преступников, преуспевших в своей деятельности, которые также умны и образованны.