— Неужели ни один человек не может себя чувствовать в безопасности в этом Богом забытом городе?
Деккер не говорил, он кричал, но было ясно, что крик не является для него нормальной формой общения.
— Полиция! Вы говорите, вы полиция! Ха! Полиция! Хорошо же вы охраняете честных граждан Амстердама! Я просто сидел у себя на катере и занимался своими делами, когда эти четверо гангстеров...
— Минуточку, — прервал его ван Эффен. — Они были в перчатках?
— В перчатках? -маленький загорелый Деккер устремил на полицейского гневный взгляд. Он смотрел на гостя, не веря своим ушам. — Как? Я — жертва дикого разбоя, а вы думаете о...
— О перчатках.
В голосе ван Эффена было нечто такое, что заставило Деккера, несмотря на весь его гнев, ответить на поставленный вопрос. Казалось, он даже чуть-чуть успокоился.
— Что, перчатки? Забавно! Да, перчатки у них были. Они все были в перчатках.
Ван Эффен повернулся к сержанту в форме полицейского.
— Бернард!
— Да, сэр, я скажу людям, что пришли снимать отпечатки, что они могут идти домой.
— Извините, мистер Деккер! Продолжайте ваш рассказ. Если вам что-нибудь показалось странным или необычным, дайте нам знать.
— Все это было чертовски странно, — мрачно заметил Деккер. — Как я уже сказал, я занимался своими делами вот в этой маленькой каюте, когда меня окликнули с берега. Я вышел на палубу, и высокий мужчина — было уже темно, и лица его не было видно — спросил меня, нельзя ли нанять мое суденышко на ночь. Незнакомец сообщил, что он из кинокомпании и что ему нужно отснять несколько ночных сцен. Этот человек предложил мне тысячу гульденов. Мне показалось странным, что подобное предложение не было сделано заранее, и особенно странно было то, что его сделали на ночь глядя. Я отказался. И тут же у меня на палубе оказались трое мужчин, которые стащили меня судна, затолкали в машину и отвезли домой.
Ван Эффен спросил:
— Вы что, сказали им, куда вас везти?
— Вы что, ненормальный?
И впрямь, глядя на этого рассерженного человечка, было трудно поверить, что он добровольно выдаст кому-нибудь хоть какую-то информацию.
— Значит, эти люди некоторое время следили за вашим передвижением. У вас в последнее время не было ощущения, что вы под наблюдением?
— Что?
— У вас не было ощущения, что за вами следят? Может, вы несколько раз видели одного и того же незнакомца?
— Ну кому может понадобиться следить за торговцем рыбой? Кто, по-вашему, эти люди? Они затолкали меня в дом...
— Вы пытались бежать?
— Вы можете выслушать человека? — с горечью спросил Деккер. — Далеко ли убежишь, если у тебя руки за спиной, да еще в наручниках?
— В наручниках?
— Вы, наверное, думаете, что только полиция использует подобные вещи. Итак, эти злодеи притащили меня в ванную, связали мне ноги веревкой и залепили рот пластырем. Потом замкнули дверь снаружи.
— Вы что же, были совершенно беспомощны?
— Абсолютно.
При этом воспоминании лицо коротышки стало еще более мрачным.
— Мне удалось встать на ноги, но толку от этого не было никакого. В ванной нет окна. Даже если бы оно и было, не знаю, как я смог бы его разбить. К тому же я все равно не мог позвать на помощь — на меня намотали Бог знает сколько пластыря.
Три или четыре часа спустя эти разбойники вернулись и освободили меня. Высокий сказал, что они оставили на кухонном столе полторы тысячи гульденов.
Тысячу за наем катера и пятьсот — на непредвиденные расходы.
— На какие расходы?
— Ну откуда мне знать? — устало сказал Деккер. — Они не объяснили. Просто ушли.
— Вы видели, как они уходили? Видели, что у них за машина, ее номер или что-нибудь еще?
— Я не видел, как эти злодеи уходили. Я не видел их машины и, тем более, ее номера, — сказал Деккер с видом человека, который с трудом сдерживается. — Когда я сказал, что меня освободили, я имел в виду, что незнакомцы отомкнули дверь и сняли наручники. Но мне потребовалось еще пару минут, чтобы снять лейкопластырь, что было чертовски болезненно. Пришлось содрать даже немного кожи и выдрать клок из усов. Потом я поскакал на кухню, чтобы взять нож и разрезать веревки на ногах. Деньги были на месте. Мне бы очень хотелось, чтобы вы внесли их в какой-нибудь полицейский фонд. Мне эти грязные деньги не нужны. Они почти наверняка украдены. К этому времени поблизости уже не было ни этих людей, черт бы их побрал, ни их машины.
Ван Эффен дипломатично посочувствовал.
— Если учесть все, что вам пришлось вынести, то
вы еще довольно спокойны и сдержанны. Вы могли бы
их описать?:
— Одежда самая обычная. Плащи. Это все.
— А их лица?
— На берегу канала и в машине было темно. К тому времени, когда мы добрались сюда, на всех уже были капюшоны. Точнее, на троих. Один оставался на судне.
— В капюшонах, конечно, были прорези? — спросил ван Эффен. Он не был разочарован, потому что ничего другого и не ожидал.
— Скорее, это были круглые дырки.
— Эти люди разговаривали между собой?
— Не сказали ни слова. Говорил только их начальник.
— Как вы узнали, что это был начальник?
— Начальники обычно отдают приказания, не так ли?
— Пожалуй. Вы бы узнали его голос, если бы снова его услышали?
Деккер колебался.
— Не знаю. Думаю, да.
— Так. В голосе этого человека было что-нибудь необычное?
— Да. Ну, он очень забавно говорил по-голландски.
— Забавно?
— Это был не тот голландский язык, на котором говорят голландцы.
— Ломаный голландский?
— Нет. Даже наоборот. Язык был очень хороший. Слишком хороший. Как язык дикторов телевидения или радио.